Старообрядчество в смутное время

Всякий исторический процесс слагается из бесчисленного множества отдельных сил: исторических, общественных, личных и даже чисто стихийных, внешних, в виде прекращения царствующей династии или знаменитых родов, неурожаев, болезней, нашествия иноплеменных и других народных бедствий. Силы второго разряда, названные нами внешними, являются лишь только толчками к подъему сил личных и общественных. Таким образом, в каждом историческом процессе выступают две взаимно противодействующих силы. Совокупность одних сил действует в одном направлении, — совокупность других сил совершенно в другом, именно в обратном. Это неопровержимый исторический закон, подтверждаемый бесконечным рядом примеров, взятых из всемирной истории и подтверждаемый на наших глазах жизнью и действиями всех народов.

В некоторые моменты народ, как бы он многочисленнен ни был, и какое бы обширное пространство ни занимал, поднимается весь, как один человек, и напрягает все свои вещественные и духовные силы. Это самые страшные моменты в истории каждого народа, страшные и вместе с тем необычайно сложные, и с чрезвычайным трудом поддающиеся точному исследованию.

В истории русского народа было много моментов, когда ему приходилось напрягать весь запас своих вещественных сил, т. е. телесных и экономических. На протяжении одного XIX столетия были войны Отечественная, Крымская и Турецкая за освобождение Болгарии (о других не говорим). Об этих моментах истории можно сказать, что в них русский народ поднимался весь, как один человек. Пусть даже в 1812 году не все русские были на бранном поле (это физически немыслимо), но каждый из них желал быть здесь и положить свою жизнь на общее благо. Перечисление таких моментов на протяжении всей истории составит очень длинный ряд.

Да, в эти моменты поднимался весь русский народ. Но эти моменты по их внутреннему значению были только односторонними. Поднимались силы вещественные, но оставались нетронутыми силы духовные: ни об общественном, ни о церковном строительстве в 1812 году никакой речи не было, даже и не могло быть. В данные времена личная и общественная мысль была направлена на то, например, как улучшить выборное начало и применить его к жизни, а просто на то, как окружить и истребить вон тот вражеский отряд, который засел в таком-то овраге.

В русской истории бывали моменты, когда поднимались во всем объеме духовные силы народа. Таких моментов не много, и они по преимуществу относятся к церковно-общественному строительству. Такими моментами можно назвать Владимирский Собор 1274 года, при митрополите Кирилле, Стоглавый собор и церковные волнения при патриархе Никоне, т.е. при нем и им начавшиеся и продолжающиеся и поныне.

Случались в нашей истории и такие моменты, когда разом сообща поднимались все духовные и вещественные силы народа. Таких моментов, правда, весьма мало, но зато они самые величественные во всей истории, самые страшные. К таким моментам могут быть отнесены только два факта: нашествие татар и смутное время.

Хотя и при Стоглавом соборе, и при Никоне патриархе русскому народу приходилось напрягать не только духовные, но также и вещественные силы, но в данные времена они не сливались в одно действие. Войны Иоанна Грозного не имеют ничего общего с Стоглавым собором и со всем тогдашним церковным строительством. Также и войны Алексея Михайловича не имеют ничего общего с делом патриарха Никона. Здесь дело духовное и дело гражданское совершались каждое по-своему, без всякой зависимости одного от другого. Точно такое же явление наблюдается и во многих других случаях.

При нашествии же татарском и в особенности в смутное время дело церковное и дело гражданское были неотделимы друг от друга.От улучшения церковно-общественной жизни зависел успех борьбы с татарами. Так понимал тогдашний русский митрополит Кирилл. В одном своем послании он определенно и весьма решительно высказался: «Какую прибыль получили мы, оставив Божии правила? Не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли? Не взяты ли были наши города? Не погибли ли сильные князья наши от острия меча? Не запустели ли святые Божии церкви? Не томят ли нас на всякий день безбожные и нечистые язычники? Все это случилось нам за то, что не храним правила святых отцов и преподобных наших отцов». По мнению знаменитого историка русской церкви Е.Е. Голубинского, митрополит Кирилл на Владимирском соборе 1274 года действительно достиг весьма важных улучшений в состоянии общественной и церковной жизни, и это, хотя и не сразу, повело к освобождению от татарского ига.

В смутное время сочетание дела церковно-общественного и государственного было еще полнее, чем во времена татарщины. В междуцарствие ребром было поставлено: если сохранится православная Церковь в полной чистоте и неприкосновенности, то обновится и возвысится расшатанное и едва не погибшее государство, если не сохранится Церковь, хотя бы в чем-либо малом, едва заметном, то окончательно погибнет и государство.

Смутное время- единственное и исключительное во всей русской истории. Поднялись все силы народа как духовные, так и вещественные. На общегосударственное дело народ решил израсходовать все средства до последней копейки и умирать миллионами. С этим страшным вещественным напряжением сочеталось и не менее сильное напряжение сил духовных. Пред смертью в битве с ляхом русский человек напрягал все свои мозги, все свое разумение о том, как улучшить расшатанную жизнь –общественную и государственную, и как сохранить веру и Церковь в решительной неприкосновенности. По счастью предшествующее время оставило огромный запас духовных сил. При самом начале тревожного настроения эти силы оказались на первом месте, на котором и оставались до последней минуты. Благодаря этому русский народ вышел полным победителем.

Победила Церковь. Она называлась и была русскою. В этом никто не сомневается. Она называлась и была православною. И этого никто не отрицает. Такое отрицание решительно невозможно, и оно было бы названо невежеством и дурачеством даже самым закоснелым господствующим миссионерством. Но мы должны еще добавить, что эта самая русская Церковь, по общему признанию, православная, была и старообрядческою по всему и решительно во всем до самого мелкого штриха.

Сама вера, православие во всем его объеме, заключалось именно в этом старообрядчестве. Вся сила была в этом старообрядчестве, — в том именно, что тогда Церковь была старообрядческой.

Церковь жила преданием, оставленным митрополитом Макарием, председателем Стоглавого собора. Канонический строй Церкви в то время держался именно на правилах этого собора. В правилах этого Собора Церковь черпала свою силу и крепость. Русский народ так благоговел пред памятью митрополита Макария, что считал невозможным что-либо изменить в его преданиях: касающихся общей церковной жизни. Сам Иоанн Грозный в одном послании написал: «О, Боже! Коль была бы счастлива Русская земля, коли бы владыки таци были, яко преосвященный Макарий». Историк Е. Е. Голубинский считает митрополита Макария самым знаменитым иерархом во всей истории русской Церкви и только одного митрополита Кирилла III, председателя Владимирского собора, признает несколько подобным ему. Сила митрополита Макария заключается в том, что он был проникнут древним русским преданием. Он не был реформатором, а возобновлял предание, и этим обновлял церковную жизнь, т.е ставил ее на единственно возможный и правильный путь. Вот что говорит о нем Е. Е. Голубинский: «Своим великим замыслом совершить возможно полное обновление русской Церкви так, чтобы последняя во всем объеме ее жизни была очищена от всех недостатков и пороков, Макарий занимает совершенно выдающееся положение между всеми высшими пастырями русской Церкви, бывшими прежде него и после него, как исключительно знаменитый между всеми ними».

Смутное время было слишком близко к митропополиту Макарию, так что ни одно из его и Стоглавого собора постановлений еще не утратило силы, а все оставались в полной неприкосновенности и полном действии. Если плохое наследство оставил после себя царь Иоанн Грозный, зато более чем великолепное наследство оставил по себе митрополит Макарий. В этом и ни в чем другом была победа Церкви. Но ведь все яркое, все, с первого раза бросающееся в глаза. В наследии митрополита Макария есть исключительно старообрядческое.

Возьмете ли обряды митрополита Макария, — они старообрядческие. Возьмете ли его общий канонический строй, — он опять чисто старообрядческий. При этой статье помещается изображение патриаршего собора времен между патриаршества, в первые годы царствования Михаила Феодоровича, когда его родитель митрополит Филарет, будущий патриарх, не возвратился еще из польского плена. Это изображение относится к древнему времени, взято из издания «Москва в ее прошлом и настоящем». Всмотритесь в него. Здесь все старообрядческое. Патриаршее место не занято, ибо не было патриарха. Ближе к нему помещаются митрополиты, в белых клобуках. Дальше епископы и другое духовенство и монашество. На другой стороне-бояры и стоят простые миряне. В средине пред церковным аналоем-докладчик-инок. По его фигуре видно, что он сильно горячится: возможно, что обсуждается какой-нибудь острый вопрос. По фигурам членов собора видно, что они слушают с полным благоговением. Это не гражданское заседание, а церковное. Все члены чувствуют, что они находятся пред Лицом Божиим и пред народною скорбию. Все это и является главным идеалом старообрядчества.

Отличительная черта церкви в смутное время заключается в том, что она была старообрядческою. Ни одно из преданий, обрядов и обычаев, завещанных древними временами и засвидетельствованных на Стоглавом соборе и митрополитом Макарием, не были нарушены. А в них-то и была вся сила, именно против и ополчались враги русской Церкви, народа и государства.

В смутное время объединились в одно неразрывное все русские вещественные и духовные силы, объединились так крепко, как не объединялись никогда раньше, ни после. И это было совершенно только при наличности старообрядческого духа.

Основной характер смутного времени выражается не в одном прекращении рода царя Иоанна Васильевича Грозного. Это прекращение является только внешним толчком ко всем последующим событиям. На первых порах, именно при воцарении Бориса Феодоровича Годунова, об этом прекращении не особенно сильно беспокоились, скорее его даже как-то не заметили. Смена династии Грозного на династию Годунова произошла без всяких потрясений. Воцарение Годунова совершилось столь ровно и гладко, как будто-бы он был законным и естественным наследником предшествующего государя и было до тех пор безпримерным в России по своему миролюбию и блеску. По характеристике Карамзина, «никакое царское венчание в России не действовало сильнее Борисова на воображение и чувство людей. (том XI, гл. 1). Одним словом, это воцарение было всероссийским торжеством.

Быть может, Лжедимитрия большинство русских встретило, как законного сына и наследника царя Иоанна Васильевича Грозного. Но все же эта встреча с самого первого момента имела чрезвычайно тревожный характер. С Лжедимитрием шли в Москву, в качестве первенствующих в государстве лице, поляки и на святую Церковь надвигалось католичество. Кратковременное царствование Лжедмитрия было временем самого мелочного сличения православия с католичеством. Во главу угла были поставлены не догматы, а обрядность, и притом не церковно — каноническая даже, а просто мелочная, — не так сидит за столом, не так совершает в церкви поклоны, не так стрижет волосы, не так моется и т.д. Ведь вот на каких промахах погиб Лжедмитрий. Для нашего времени все эти причины для его свержения просто смешны, нелепы.

Представьте себе, что Лжедмитрий явился в Москву с трегубой аллилуей, с троеперстием, вообще — с никоновской реформой, — ведь в таком случае ему не дали бы поцарствовать даже одного дня. В этом никаких сомнений быть не может.

Во время Лжедимитрия никаких споров между православием и католичеством, споров догматических или канонических не было. При все этом это время во всей русской истории является самой ожесточенною борьбой, борьбой кровавой православия с католичеством. Народ понял, что надвинулась гроза, которая может смести его обрядность, его обычаи, — понял это и встал, как один человек, и смел всех врагов. Споры учено-догматические народ всегда предоставит людям ученым, особо избранным и призванным к такому делу и будет спокойно ожидать их решения. Но обрядность, обычаи, свои привычки, освященные преданием, он никогда не передаст ни в какие руки. Характернейшей чертой смутнаго времени, помимо государственных вопросов, является то, что народная житейская и в особенности церковная обрядность столкнулась с католическо-польскою — польскою. Это самое обстоятельство, и только оно одно, объединило весь народ и воздвигло его на самую отчаянную, почти безпримерную в мировой истории борьбу и помогло выйти победителем. Все это могло быть совершенно только на почве полнейшей веры в святость господствавовшего тогда на Руси предания. И это предание было чисто и исключительно старообрядческим. Без этого предания Русская земля неминуемо погибла бы. Именно старообрядческим духом были проникнуты все личные и общественные силы и тлько поэтому они объединились и победили.