На пороге разрушения религии и истины

Старообрядческий журнал «Церковь» в 1913 г. перепечатал выдержки из статьи заметного до революции религиозного философа Иродиона Дометиевича Холопова. В ней мыслитель указывает, что наука и религия как бы встретились лицом к лицу. И хотя для умных людей одно другому не противоречит, наступил кризис всей духовной жизни. При этом разрушение религии ведёт к разрушению истины и к упразднению достоинства и ценности самой жизни. Пророческие слова вскоре подтвердились. Философ после революции жил бедно, служил библиотекарем и умер в блокадном Ленинграде.

В первой книге за текущий год (январь – февраль) издающегося в Москве под редакцией профессора Л. М. Лопатина журнала «Вопросы философии и психологии напечатана замечательная статья И. Д. Холопова: «Позиция религии в новое время и пределы религиозной эволюции». Автор этой статьи доказывает, что современная наука со всеми ее исследованиями и открытиями не только не опровергает религию, но еще более укрепляет ее позицию. Религия вечна, и никто и ничто не в силах ее уничтожить. Безверие же – пустота и ложь. И. Д. Холопов приходит к выводу, что оно лишено будущности. Приводим из его статьи наиболее важные места.

«Научно-философский анализ принципа эволюции, захватывающего почти всю систему современного знания, не делает решительно никаких оснований говорить об исчезновении религии в будущем. Выходя из беспристрастного анализа этого принципа в его применении к вопросам религии, мы имеем основание полагать, что религия не подвергается процессу саморазложения, а подчиняется лишь более заметному влиянию исторических сил; с другой стороны, выходя из оценки современного положения вещей, мы можем почти с несомненностью утверждать, что времена прямолинейного и плоско вульгарного отрицания религии, имеющего свой глубочайший источник или в систематическом предубеждении, или же в полном отсутствии научно-психологического отношения к несомненным фактам религиозного опыта, теперь безвозвратно миновали. Мы вовсе не рискуем впасть в преувеличение, если скажем, что среди наиболее серьезно настроенных современных умов враждебные вылазки против религии отдельных представителей противорелигиозного течения мысли окончательно утратили свой кредит, и воинствующая разрушительная форма безверия в наше время делается явным анахронизмом. По-видимому, столь грозная для основ религии отрицательная критика, пройдя весь цикл своего развития, исчерпала самое себя, а неисчерпаемая проблема религии выдвигается с новой силой.

Даже и те из новейших мыслителей, которые вовсе не склонны становиться на точку зрения религиозного миропонимания и религиозного жизнепонимания, отмечают несомненный факт, что в отношениях науки к проблемам религии до сих пор, по крайней мере, было что-то неладное, что такой настойчивый и повсеместный класс явлений, как религия, требует более напряженного внимания по отношению к себе, и что, наконец, религиозные системы, как бы слабо ни выражена была в них научно-философская сторона вопросов жизни, должны иметь определенную функцию в исторической эволюции. И то признание, которое в новое время делается даже последователями О. Конта с его противорелигиозным законом о трех фазисах в умственном развитии человечества, что следствием всей отрицательной критики было лишь несомненное «усилие моральной власти христианства над человечеством», мы во всяком случае должны будем считать знамением времени, может быть, указывающим на поворотный пункт в истории вообще. Мы являемся свидетелями поворотного движения в духовно-исторической жизни современного человечества, предвещающего нам благоприятные симптомы дальнейших судеб религии. Если христианство морально победило разрушительные для жизни теории, то, стало-быть, несомненно, что в нем есть еще нераскрытые жизненные силы, которые и подготовляют его грядущее торжество.

И действительно, если мы углубимся в интимную жизнь истории, и вместе будем под христианством разуметь все всемирно-историческое движение, примкнувшее к жизни и смерти Христа, то увидим, что процесс всемирно-исторической жизни в наиболее существенных своих моментах развивался под преобладающим влиянием христианской религии. Всемирно-историческая роль христианства до сих пор, по крайней мере, заключалась в том, что оно было могучим оплотом развития личного сознания и личной жизни, оно было протестом против поглощения личности внешними формами культуры, оно предохраняло человечество от тех излишеств, которые повлекли за собой духовную гибель античного мира. Выдвигая свой собственный критерий блага и усматривая его в душе человека и ее сверхвременных отношениях к умопостигаемому миру, христианство внешним выражениям культуры противопоставляло нечто, лежащее по ту сторону земных благ и ценностей.

Христианство подняло человека над кругом тесного земного бытия и дало ему возможность, благодаря развитию внутренней духовной жизни, создавать действительность высшего порядка. В признании реальности этого нового, более широкого порядка вещей, являющегося как бы неизбежным завершением духовного и космического развития личности, и заключается несравненный пафос христианства.

Таким образом, если брать понятие культуры в самом широком значении этого слова, то христианство в отношении к нему сыграло и разрушительную и вместе созидательную роль; точнее и проще говоря, оно внесло радикальную переоценку в самое понятие культуры. Подрывая веру в самодовлеющую ценность прогресса внешней культуры, христианство вместе с тем как бы расширяло границы самой действительности, выводило человека из туманного круга тесного земного бытия и направляло его внимание в ту бесконечную и чистую даль, которая должна быть высшей ступенью мира в порядке моральном и динамическом, и в которой как бы растворяются все несовершенства земной жизни.

«Как бы христианство ни влияло фактически на ход исторической жизни народов, какие бы изменения ни вносило оно в сознательную и подсознательную сферу человеческой жизни, теоретическая разработка вопросов религии и в частности христианства началась с очень недавнего времени. В этом отношении особенно знаменательными представляются на наш взгляд вторая половина XIX столетия и начала XX-го, когда на ряду с противорелигиозными учениями появились и такие произведения, которые имели главную тенденцию в укреплении позиции религии. Наука и религия как бы встретились лицом к лицу, и для человеческого сознания является настойчивая необходимость сравнить их между собой, установить между ними какую-нибудь совместную связь или же отвергнуть какую-нибудь из них в пользу другой.

На этот поворот в отношении к вопросам религии нужно смотреть как на завершительную ступень в процессе развития новейшей культуры. В наше время берут перевес и укрепляются после продолжительной борьбы другие умственные течения, которыми ознаменовалась наша эпоха.

Одним из наиболее существенных событий в современной духовной жизни человечества нужно считать падение материалистической метафизики. Экспериментальная психология, несмотря на всю безнадежность поставленных ею задач, в данном случае сыграла, кажется, главную разрушительную роль; она с несомненностью показала всю безграничную сложность и запутанность тех законов, на которых строится душевная жизнь. Данные экспериментальной психологии показали, что душа, разрешавшаяся у материалистов в систему особой координации атомов, представляет из себя самостоятельный элемент в мире, и что так называемая наука о душе в силу того, что наше познание здесь имеет дело с неограниченной сложностью данных, как бы самым существом своих задач навсегда осуждена быть неточной. В виду этого без преувеличения можно сказать, что вести борьбу с догматическим реализмом в наше время, значит ломиться в открытую дверь».

«Но в каком бы радужном свете мы ни представляли себе дальнейшие судьбы всемирно-исторической жизни человечества, в каких бы широких размерах ни развивался возрождающийся по всей линии умственной работы человечества современный идеализм, что бы ни сулило нам это столь заманчивое своими перспективами будущее истории, которое все же, в конце концов, отделено от нашего сознания непроницаемой завесой, в настоящее время мы переживаем религиозный кризис или, точнее, мы переживаем религиозную эволюцию; вследствие исключительных исторических осложнений, религия вступила в новый фазис своей исторической жизни. И даже больше того: мы являемся свидетелями кризиса всей духовной жизни вообще. Центробежный характер умственного развития человечества, обусловливавший до сих пор развитие отдельных научных дисциплин,

 которыми в особенности ознаменовалось последнее время, заменяется теперь центростремительным, в силу которого сознание человечества направляется к отысканию затерянной исходной точки и базиса своего культурного развития. Такой резкий поворот не может не сопровождаться разного рода болезненными эксцессами, дающими основной тон переживаемой нами эпохе.

Для того, чтобы определенным образом характеризовать этот кризис, обусловливающий в известной степени подъем религиозного самочувствия, мы должны будем решить вопрос о том, какие же факты могли создать его, какие силы вызваны к действию современной культурой, во власти которой находится современный человек, и что собственно побуждает современного человека снова взяться за переоценку своих религиозных понятий, то есть за решение вопросов, имеющих сверхвременную ценность.

Характеристика кризиса духовной жизни современного человечества находится в прямой зависимости от определенного понимания, от определенной оценки нами культурно-исторического процесса в целом, с одной стороны, и, с другой стороны, в зависимости от той роли, какую мы отводим религии в общем процессе культурной жизни человечества. Если мы смотрим на процесс развития культурной жизни человечества под углом его феноменалистического  истолкования, если на каждый момент его мы смотрим как на одно из быстро сменяющихся, быстро пропадающих звеньев общей цепи, если вся история культуры представляет из себя неуловимый безостановочный поток бывания, то современный кризис духовной жизни будет ничем иным, как простой заменой одной относительной ценности другою, столь же относительную и столь же неустойчивою.  Естественно поэтому, что раз наступил кризис религиозной жизни, религия, будучи одним из преходящих звеньев в культурно-исторической эволюции, должна уступить свое место другим переживаниям, другим ценностям, другому мироощущению. История здесь разрешается в простую серию отдельных картин, которые непрерывно сменяют друг друга с кинематографической быстротой. В безграничном потоке бывания даже при повышенной субъективной оценке мы лишены возможности вырвать какое-нибудь отдельное явление, чтобы сосредоточить на нем внимание больше, чем на определенное время. И в отношении вопросов религии, с этой точки зрения, мы поставлены лишь в необходимость отыскать такой или иной эквивалент религиозной жизни.

При таком понимании истории религии неизбежно вовлекается во всеобъемлющий поток бывания и неизбежно и бесследно погибает. Но, если довести до конца логику такого понимания культурно-исторического процесса, то мы придем вместе с тем не только к разрушению религии, но и к абсолютному релятивизму, к разрушению истины и к упразднению достоинства и ценности самой жизни. Превращая действительность в быстро преходящее царство теней, мы не будем иметь ни силы, ни мужества выйти за черту чистого произвола и минутной прихоти.

Таким образом, грозный релятивизм, лежащий в основе феноменалистического истолкования процессов культурно-исторической эволюции, сам себя обезоруживает, подрывая значение логики и основанной на нем истины, возвышающейся над временем; он разрушает веру не только в сверхвременный порядок вещей, но превращает в фикцию и мир явлений, хотя этот последний должен быть объектом исключительного внимания с точки зрения релятивизма.

Вера в сверхвременный порядок, лежащий за пределами тех или других исторических переворотов и личных переживаний, представляет из себя особенность, свойственную другому типу понимания законов всемирно-исторической жизни. С этой точки зрения история открывается нам двумя сторонами — статической и динамической. Вся столь сложная и богатая динамика истории имеет своей несомненной подпочвой особый вечный порядок, сосредотачивающий, собирающий в себе, втягивающий в себя и вместе питающий собою жизнь и бытие. Кризис современной духовной жизни с этой точки зрения будет результатом утраты правильного соотношения времени и вечности. Задача восстановить это утраченное равновесие между временем и вечностью и выпадает на долю религии, в которой нужно предполагать наличность неразрушимой, вечной, субстанциональной природы. Призыв к углублению жизни на почве новой метафизической системы, обеспечивающей эту искомую глубину, и должен быть ясно выраженным лозунгом нашего времени.

Таким образом в действительности нет и не может быть такого кризиса в религиозной сфере, который отмечал бы собою крутую остановку в развитии духовной жизни человечества, который был бы тяжелым переломом и граничил с катастрофой.  Современный всемирно-исторический кризис религии, в действительности, является прямым результатом недифференцированной различных моментов в религиозном сознании: объективно-метафизического момента, который выражает собой неизменную правду религии, и момента субъективно-антропологического, социально-психологического и исторического, который выражает собой подвижное начало в религии, подчиняясь общим законам развития и находясь, стало-быть, в состоянии динамическом.

В первом случае  мы имеем в виду те основные истины религии, от которых сама действительность с ее различными законами получает свое начало и свою завершительную  координацию, и которые уже вследствие своего метафизического характера не могут подчиняться разрушительному влиянию законов эволюции. Религия не может отказаться в пользу эволюции от своей миродержавной роли, потому что эта уступка была бы самоупразднением религии. Если религия откажется от своей метафизики и будет перенесена в сферу личных субъективных переживаний человека, то она будет сбита с своей наиболее укрепленной позиции и должна будет подвергнуться неизбежному крушению. В религии всего менее уместен какой-нибудь компромисс: она должна быть всем или ничем. Она должна доказывать ценность бытия и своей онтологией, и своей космологией, и своей эсхатологией; она должна сказать свое решающее слово в вопросе о том, есть ли в мире ценности и какая судьба этих ценностей. Правда, религия должна избегать связи с дурной и ложной метафизикой. Но почему бы ей не установить родственную связь с метафизикой, основанной на истинном понимании действительности? Ведь только таким путем она и может подчинять мир своему влиянию. Философская аргументация в защиту религиозной метафизики и будет оправданием или, точнее, самооправданием религии. По этим соображениям нам делается совершенно непонятной роль тех мыслителей, которые, желая сделать основу религии недоступной для критики, стремятся изгнать метафизику из сферы религиозного творчества и определяют религию будущего, как религиозный индивидуализм. Если под религиозным индивидуализмом разуметь вообще антиметафизическую тенденцию человеческой мысли, то он будет не силой высшего порядка, а скорее одним из этапов полного исчезновения религии, не созданием новых ценностей, а принижением ценностей в духовной и культурно-исторической эволюции. И мы можем смело сказать, что в таких апостолах и таких защитниках религия не нуждается. Человечеству надо работать над собою, ему надо увлекать за собою мир, и оно не хочет и не может двигаться вперед ощупью, с завязанными глазами».